СПбЛитГид: 1999–2019

Григорий Кацнельсон. «ГОР. ГОРОД. БЛОКАДА». Авторская книга, живопись, объекты. Вернисаж выставки.Речь идет не просто о выставке, но о проекте. О сложном сочетании разных смыслов и материалов. О пересечениях настоящего и прошлого, истории и судьбы конкретного человека. Начнем с главного героя – ленинградского писателя Геннадия Гора (1907 – 1981). После эвакуации из блокадного Ленинграда он написал поразительную книгу стихов. Хотя блокадных реалий в этих текстах немного, но эта книга о блокаде. О том ужасе, который недавно пришлось пережить автору. Не менее удивительно то, что Гор «открывает» тему ключом не Кузмина и Ахматовой, а Хармса и Введенского. Уже несуществующее, уничтоженное и расстрелянное, ОБЭРИУ вдруг воскресает под пером человека, вспоминающего блокаду в первые месяцы эвакуации из осажденного города. Если есть что-то оптимистическое в этих мрачных текстах, то именно это. В страшную пору Гор думал о продолжении. О том, что в самых безвыходных ситуациях человек не одинок. Рядом с ним, если не близкие и друзья, то тени любимых авторов. Так совершал свой блокадный подвиг тихий питерский интеллигент, великий книгочей и любитель живописи. Как видно, художник Григорий Кацнельсон тоже думал о внутренних связях. Впрочем, для него эта проблема куда труднее, чем для его героя. Слишком много прошло лет. Нелегко рассказывать об эпохе, к которой сам не принадлежал. Тем удивительней то, что связи возникают. Перед нами едва ли не пример «сотрудничества» давно умершего писателя и молодого художника. В своей «авторской книге» Кацнельсон создает не иллюстрации, а вариации, развивая и продолжая горовские ассоциации и образы. Иллюстрации к стихам - это только первый зал выставки. Дальше нас ожидает нечто не менее любопытное. Вот хотя бы серия портретов людей «круга Гора», созданных специально для этого проекта. И действительно: какой может быть разговор о «Блокаде» без Филонова, Хармса, Введенского, Петра Соколова? Все они - не просто современники писателя, его близкие и далекие знакомые, но люди, создававшие «питательную среду» ленинградской культуры. Тот самый контекст, частью которого Гор себя ощущал. Не всякая выставка имеет сюжет, но в этой он точно есть. Из зала, который должен создать коллективный портрет ленинградской культуры 20-30 годов, мы попадаем в зал, рассказывающий о конце эпохи ОБЭРИУ. А так же о гибели Даниила Хармса в блокадную зиму 1942 года. Кацнельсон говорит об этом с истинно обэриутской решительностью: сидя на велосипеде, Хармс покидает родной город. Он уже далеко от ленинградского пейзажа и совсем близко к ангелам… Разумеется, Хармс, велосипед, Ленинград-Петербург, ангел, - объекты из дерева и фанеры. Это не мешает нам почувствовать себя соучастниками ситуации, которая на разных уровнях, – на полу и в воздухе, - разворачивается в пространстве зала. Дальше - зал, в котором «убитые Обэриуты читают стихи». Где это происходит? Точно - не здесь, на земле… Замечательные поэты, столько испытавшие при жизни, тут неплохо себя чувствуют. Ведь рядом с ними удивительные объекты - человек-библиотека и человек-мольберт. Они в родной для себя ситуации художественного сдвига – сходства с реальностью почти нет, но при этом все кажется убедительным… Этот зал заставляет нас вновь вспомнить о Горе, в последние десятилетия своей жизни занимавшемся фантастикой. В лучшем его позднем романе «Изваяние» действует девушка-книга… Скорее всего, отсюда начинаются метафоры Кацнельсона… Что связывает «авторскую книгу», портреты людей ленинградской культуры, деревянного Хармса, летящего на велосипеде, его товарищей, окончательно переместившихся в пространство воображения? Ответ на этот вопрос есть в названии выставки, – их связывает город, Петербург-Ленинград, в котором как нигде в другом месте появляются «странные» тексты» и «странные картины»… Впрочем, как петербуржцам без этой странности? Могли бы они справиться с тем, что время от времени выпадает на их долю, руководствуясь исключительно здравым смыслом? Кстати, странными в Питере бывают не только судьбы людей, но и книг. Вот, например, горовская книга стихов. О ее существовании близкие писателя узнали лишь после его смерти. Впрочем, первая большая подборка появилась только в 2002 году в журнале «Звезда». В 2007 году книга целиком вышла в Австрии на двух языках – русском и немецком. «Авторская книга» Кацнельсона, изданная микроскопическим – коллекционным – тиражом представляет собой самое полное издание «Блокады» в России. Конечно, «авторская книга» - тоже одна из петербургских странностей. Как и многие другие городские явления этого рода, она существует «на птичьих правах» (точнее сказать: «на правах рукописи»). Художник затратил много сил и душевной энергии, а тираж слишком мал. Вот и приходится книге существовать в положении картины, - не столько для чтения, сколько для лицезрения. Как уже ясно из этого текста, петербургских людей такие сложности не смущают. Более всего они ценят не сегодняшний, а завтрашний успех, не завершение, а продолжение. Вот и с этим проектом все случилось по привычному в наших краях сценарию. Ну и что с того, что эхо возникло неожиданно и с неожиданной стороны? Главное, мы опять можем пожить прошлым. Ощутить на себе его токи. А, вернувшись с выставки, взять с полки книгу полузабытого автора, и вновь погрузиться в мир его фантазий. Еще на выставке мы убедимся в том, что «рукописи не горят». Чаще всего они перевоплощаются. Иногда даже, как в нашем случае, становясь графикой, портретами и объектами. И последнее. У этой экспозиции, открывающейся 24 января 2012 года, три повода. 27 января исполняется 68 лет со дня снятия блокады, а 28 января - 105 лет со дня рождения Геннадия Гора. Вспомним и о том, что 2 февраля – 70 лет со дня гибели Хармса. Пусть вас не удивляют сопряжения этих дат. Ведь это не единственные «странные сближения», о которых рассказывает проект Григория Кацнельсона… (Александр ЛАСКИН) [борей]

Григорий Кацнельсон Detach person Пётр Соколов Detach person